Иван Онисов – пастор, миссионер, педагог и капеллан, который служит на Львовщине. Директор миссионерской школы «Голос надежды». Редактор сайта voice.org.ua Дмитрий Довбуш общается с Иваном Мироновичем о христианском призвании и опыте служения до и во время войны.
– Расскажите, пожалуйста, как вы пришли к Богу и с чего началось ваше служение.
– Я родился в греко-католической семье. С детства мама вместо сказок читала мне Библию. Я сам еще не умел читать, а уже знал много библейских историй наизусть. Как-то в 1994 году мы с отцом приехали в Трускавец, чтобы унести мать, которая была на оздоровлении. И там мы попали на евангелизацию, точнее, на демонстрацию фильма «Иисус». До сих пор не знаю, кто именно проводил это мероприятие. Но этот фильм так повлиял на меня, что я покаялся и сознательно посвятил свою жизнь Богу. После этого жизнь радикально изменилась. Это было еще в дошкольном возрасте. Если же говорить о приходе в евангельскую церковь, то впервые это произошло в студенческие годы во время учебы в Дрогобыче. А крещение я принял уже ближе к месту жительства — в Стрые, поскольку у нас в Дашаве церкви не было. Став членом церкви, первый вопрос, поставленный перед собой: «Что я должен делать?» И получил ответ в Библии: «Иди и расскажи, что с тобой сделал Господь!» Так я стал проповедовать Евангелие и до сих пор проповедую.
— Как вы стали миссионером «Голоса надежды»?
— Мы служили в Дашаве, Моршине, Стрые. В Дашаве на богослужение приходили около 25 человек. О нас узнал ответственный за миссионерскую работу во Львовской области и пригласил на конференцию «Голоса надежды» в Сколе. Мы приехали с Андреем Сидоровым, с которым вместе служим с самого начала и по сей день. Тогда в Сколе еще не было церкви. Первые евангелизации проходили в маленьком домике. В этом же домике проходила и конференция миссионеров Львовской области. Там мы познакомились с работой миссии и получили предложение присоединиться к «Голосу надежды». Мы еще не понимали до конца, что входит в обязанности миссионера, поэтому сомневались. Но когда рассказали о собственном труде, братья сказали: «То, чем вы сейчас занимаетесь, и есть миссионерство!». Одно время мы были волонтерами миссии, а с 2010 года мы стали официальными работниками. Быть частью миссионерской семьи – великое благословение. Впоследствии мы передали служение в Дашаве и переехали в Жидачев.
— Каковы основные направления вашего служения до войны.
— Стоит отметить, что мы работаем в курортной зоне, Стрыйский район – Прикарпатье, Сколевский – Карпаты. Поэтому здесь служение номер один – детское, подростковое, молодежное. Начиная с детских лагерей, заканчивая молодежными фестивалями. До начала войны я входил в областной молодежный комитет и отвечал за программу разных мероприятий. Кроме того, мы проводили много уличных евангелизаций. Работали в интернате. Имели просветительские лекции в учебных заведениях.
— Расскажите о вашем светском и духовном образовании.
— Фактически у меня три светских образования. Первое направление – музыкальное. Я закончил класс фортепиано, аккордеона, композиторский факультет. Сочинял музыкальные произведения и инструменты для оркестра Львовской национальной музыкальной Академии (ранее — Консерватории). Как музыкант и композитор побеждал на разных международных конкурсах.
Второе направление – педагогическое. Учился также в музыкально-теоретическом отделе, это история, культура, искусствоведение. Выкладывать начал еще во время учебы, мне дали на это разрешение. Прошел все разряды, получил высшую категорию, дошел до методиста. Также прошел курсы повышения квалификации и получил специализацию по истории. Работал в детской школе искусств и лицея, в частных заведениях для одаренной молодежи. Имел возможность воплощать интересные проекты и обучающие программы во Львовской национальной музыкальной Академии имени Николая Лысенко. Но мой основной профиль – труд с преподавателями, директорами.
Третье направление – медицина. Пройдя курсы по специализации «Инфекционные заболевания», я стал читать лекции по этой тематике в учебных заведениях. Конечно, я не врач, но могу быть консультантом, диагностом, преподавателем, получая свежую профильную информацию из европейских университетов, передавать ее действующим врачам или студентам. Могу проводить профилактические лекции на темы добрачных отношений, негативных поведенческих практик. Нашу команду приглашали преподавать тренинги не только к ученикам, но и на советы директоров, родительское собрание. Например, я разработал цикл лекций «Христианская семья в христианской стране», которая пользовалась популярностью в учебных заведениях. Во время лекций мы могли приглашать детей на наши лагеря, поэтому до войны их ежегодно посещали несколько тысяч участников. На одно место претендовало до 15 человек, так что даже не было возможности принять всех желающих. При том что лагеря не были бесплатными, родители оплачивали до 70% путевки.
Что касается духовного образования, то я окончил Львовскую богословскую семинарию (бакалавр пасторского служения), учился на магистратуре, но война помешала защите. Также прошел обучение по специальности «Военное капелланство».
– Какие этапы в служении вы прошли?
— Я довольно рано стал пастором, на пастырское служение (и.о. пастора) меня поставил еще епископ Роман Ляховский в 2010-2011 году в Дашаве. Мне было 20 лет. Потом я был пастором в Борине и Жидаче. Впоследствии меня избрали вторым пастором в церкви г. Сколе, а в 2020 году — старшим пастором в этой церкви, от которой есть 7 дочерних общин. Тогда же вошел в расширенный совет миссии как ответственный за миссионерское служение во Львовской области.
Кстати, как раз в этот период я работал в Департаменте образования и проходил отбор на главного специалиста в области. Это достаточно влиятельная должность, которая предусматривает сотрудничество со всеми учебными заведениями от общеобразовательных школ до ЗВО, аттестацию учеников и преподавателей. Нужно было выбрать, чему себя посвятить, и я выбрал служение. Вскоре мы открыли миссионерскую школу, где я стал директором.
– Расскажите историю открытия миссионерской школы в Сколе.
— Еще до 2012 года мы проводили в Сколе миссионерские курсы, обучение и различные программы. Таким образом, удалось подготовить и отправить на различные миссионерские станции несколько десятков миссионеров. Эти курсы переросли в миссионерскую школу Тимофей. В ее организации и в академической части нам очень помог Анатолий Клиновский, в преподавании Василий Попудник. Эта школа в свою очередь переросла в карпатский филиал ЛБС. То есть у нас уже была база, много наработок и контактов.
Как-то к нам приехал Николай Синюк, мы вместе шли по сколовским бескидам, и он говорит: «Мало молодой крови среди работников миссии!» Я ответил: «А что нам мешает? Мы можем учить!» Он поверил. И говорит: "Вот телефон, снимай". Сразу записали видеоприглашение, разместили в соцсетях. Уже через несколько недель собралось 20 студентов. Это был первый набор миссионерской школы «Голос надежды».
– Сколько было выпусков на этот момент? Какие из них особенно памятны?
— Всего было пять выпусков. Студенты – от самых молодых до 50+. Историй невероятное количество – и веселые, и грустные, и даже страшные. Были люди, случайно попавшие к нам на обучение, думая, что это двухнедельные курсы. Но проучились весь год и сейчас служат миссионерами. Были люди, которые ни разу не прочли Библию, которые не были крещены Святым Духом. А выходили из школы с произведенным умением ежедневного чтения и толкования Писания, получив духовное крещение, а некоторые даже духовные дары. Постоянное пробование в Слове Божием, в труде меняло людей так, что они принимали решение отказаться от больших заработков и посвятить свою жизнь Богу.
Интересно, что первый набор состоял из студентов, большая половина которых уже имела определенный уровень и решение работать на миссии. Но большинство из них не остались в служении. В следующих наборах попадались люди, которые не только Библию не читали, вообще читать плохо умели, с которыми приходилось сидеть по ночам и учить элементарным навыкам. Но они до сих пор служат, хотя даже не планировали быть миссионерами. Нам пришлось реформировать программу и процент тех, кто после обучения остается в служении, значительно вырос. Мы заботимся прежде всего не о том, чтобы создать идеальные условия для обучения, но о том, чтобы подготовить людей к самостоятельной жизни и служению. Чтобы студенты не только получали знания, но и обучались практике личного общения с Богом. Без этого они долго на миссии не пробудут. На миссии нечего делать, если с тобой нет Бога. Или, когда ты Его не слышишь и не понимаешь.
– Как вы встретили войну и как она повлияла на ваше служение? Как-то вы сказали, что в первые месяцы ваш рабочий день составлял 20 часов.
— Если с точки зрения некоторых запасов, то можно сказать, что мы были подготовлены. Но были ли готовы морально — точно нет. Церковь и каждый, в частности, переживали большой стресс. Хоть и с препятствиями, но мы продолжали служение и надеялись на лучшее.
Я входил в областной комитет, который занимался поселением и помощью бежавшим из зоны боевых действий людям. Это сотни, тысячи переселенцев. И большинство из них ехали во Львовскую область, к которой сделаны хорошие дороги и которая имеет выход в Европу. Потому телефон не смолкал, я постоянно находился на связи. Поселяли и в нашей церкви, некоторые жили короткое время, а некоторые месяцами и даже до года.
Сейчас служение изменилось. Если люди уезжают, у них есть план. Продукты многим нужны, но это уже не вопрос жизни и смерти. Сегодня мы больше занимаемся помощью военным, их семьям, людям, пережившим травмирующие события, потеряли близких. Да и с начала войны делали упор больше на духовную часть, чем гуманитарную. Почему?
Дело в том, что бум гуманитарного служения, который сейчас переживают центральные и восточные области, мы в Карпатах пережили в 2010-х годах. Здесь население жило очень бедно. И мы регулярно помогали продуктами, люди приходили на богослужение, становились членами церкви, получали крещение Святым Духом, открывались церкви. Но когда помощь прекратилась, людей не стало. Даже тех, кто посещал собрание по 5-7 лет. В одном населенном пункте находилось 46 членов, сегодня ни одного из них нет в церкви. Это следствие того, что фундаментом была буханка хлеба, а не Слово. Имея такой опыт, мы всегда стараемся разделять гуманитарные и духовные программы. Отдельно раздаем продукты, отдельно проводим богослужение.
— Расскажите о вашем опыте служения военным и их семьям.
— Мы познакомились с капелланским служением в 2015 году. Тогда начали появляться первые учения для капелланов. Мы стали поддерживать военных, возвращавшихся из зоны АТО, прошедших Иловайский котел. Ездили к ним на восток. Кстати, под Иловайском побывал и наш будущий студент, староста группы Сергей Павлюк, погибший уже во время полномасштабной войны. К нам обращались родственники военных, которые не могли адаптироваться после пережитого. Мы общались, молились с ними и были некоторые результаты.
Когда началось полномасштабное вторжение, труд расширился. Мы стали возить помощь в Донецкую область, на обратной дороге вывозили людей. Военные сами подходили с просьбами. Впоследствии сформировался отдел капелланства, капелланская служба, были приняты соответствующие законы. Мы прошли обучение от нашего объединения, вошли в штат капелланов УЦХВЕ. И до сих пор несем это служение. Сейчас стало проще с той точки зрения, что есть нормативно-правовая база, регламентирующая форму капеллана, договоры о сотрудничестве, есть шевроны от объединения и от подразделения, с которым ты работаешь. Это позволяет легко идентифицировать служителя, к которому можно обратиться к своим потребностям. И часто даже в городе подходят военные, мы можем помолиться прямо на улице или договориться о встрече в другое время. Выходит, что даже просто выходя из дома в капелланской форме, ты уже проповедуешь без слов.
Законодательство дает достаточно широкие полномочия для тех, кто официально служит военными или муниципальными капелланами. Кроме поездок на Восток, у нас есть возможность служить на учебных базах, в военных госпиталях. Сейчас проходят ратификацию договора, согласно которым мы будем на постоянной основе заниматься различными полигонами.
Также организовываем мероприятия для семей военных - и от церкви, и в сотрудничестве с властью. В частности, планируем в летнее время принимать в Карпатах для отдыха и восстановления действующих защитников с семьями. Ведь часто проблема, когда возвращается военнослужащий с фронта — ни семья не готова его принять в его состоянии, ни он не может принять семью.
— Вы также служите в интернате, где находятся дети, эвакуированные из боевых действий. Расскажите об этом труде.
— Да, это сироты войны, дети, пережившие ужас. Они из разных регионов, в разном состоянии. Некоторые почти не говорят. Есть психически и духовно нездоровые. Поэтому мы не просто их посещаем, а еженедельно готовим по существу полноценный реабилитационный лагерь. Это очень непростой труд. Когда дети взрослеют, на них все больше начинает давить бремя неопределенного будущего и трагического прошлого. Есть случаи, когда ребенок стал свидетелем, как его отец убил мать. Поэтому среди них нередки попытки самоубийства.
Был паренек 14 лет, который несколько раз пытался покончить с собой. Дирекция попросила с ним пообщаться. Как начать разговор с ребенком с изрезанными венами? У нас было несколько встреч. На каждой он все больше открывался, задавал вопросы, я старался искренне отвечать. Как-то мы проводили программу для всех детей, и я говорил о ценности человеческой жизни. В конце этот парень подошел и признался, что как раз в тот день планировал очередную попытку самоубийства. Но услышанные слова остановили его. Есть не одно такое свидетельство. Среди воспитанников интерната есть случаи искреннего обращения к Богу, изменения характера, даже крещения Святым Духом. Иногда подходят учителя и говорят: Не знаем, что вы делаете с детьми, но это работает. Они жить захотели!»
— Были ли вы свидетелями сверхъестественных действий Божьих во время вашего служения?
— У нас в церкви есть человек, который обратился к Богу и принял крещение в достаточно пожилом возрасте. Это ему стоило отношений с родней. Неожиданно у его супруги обнаружили последнюю стадию рака. Диагноз подтвердили в трех больницах. Направили на операцию, но сразу предупредили, что шансы минимальны. Родственники уже ездили выбирать гроб. Вдруг эта женщина вспомнила, как давно ей должны были ампутировать пальцы, но после нашей молитвы получила исцеление. Ухватившись за эту надежду, она позвонила и попросила приехать. Мы молились о ней. Перед операцией ей сделали повторное обследование и обнаружили, что основная опухоль исчезла, осталось только остаточное образование. Срочную операцию отменили. Следующее богослужение мы совершали у нее дома. Собралась вся родня — полный дом людей. Снова молились. Через неделю женщина уехала на плановую операцию, и очередное обследование показало, что опухоль исчезла полностью. Врачи сказали, что с точки зрения медицины такая ремиссия невозможна. Это было действительно сверхъестественное исцеление. У нас не было какой-то особой веры, просто выполнили свою часть. Бог же захотел и совершил чудо. Теперь и семья, и вообще люди в селе изменили свое отношение к церкви к лучшему.
Есть много историй по поездкам на Восток, но не знаю, можно ли их рассказывать… Не раз попадали под обстрелы. Пожалуй, самый страшный момент пережили, возвращаясь из Покровска Донецкой области. Вдруг над бусом пролетела ракета и взорвала мост, на который мы вот-вот должны были заехать. Буквально минута отделяла от смерти. Это было для меня свидетельством того, что Бог охраняет. Когда находишься в зоне боевых действий, где двигает земля, все взрывается, тоже страшно, но почему-то именно эта ракета запомнилась больше всего.
- Как война повлияла на восприятие людьми Евангелия?
— У многих людей есть соблазн сказать, что война поспособствовала благовестию. Я не согласен. Война – это беда. Поспособствовала ли война благовластью — нет. Сделала ли война людей более открытыми к Богу так: как тревога, то к Богу. Останутся ли эти люди в церкви? Какой-нибудь процент останется, но очень небольшой. Когда в США произошел теракт 11 сентября, через несколько дней церкви были переполнены. Но через несколько лет почти все эти люди покинули церковь, причем более разочарованы, чем были раньше. И потом благовествовать таким людям гораздо труднее. Теперь они знают о Боге, но не познали Бога.
Готовы ли служители справиться с большим наплывом прихожан? Преимущественно мы привыкли работать с небольшим количеством людей из нашего окружения, культуры, языка, менталитета. А когда их придет больше, чем членов церкви? Система – инертная. Пока мы получим открытие, пока мы поймем, что нужна команда лидеров, духовных наставников, пока их подготовим, люди уже пойдут. В начале войны народ массово собирался на молитву за Украину. Сегодня уже даже члены церкви не всегда приходят.
Сколько проповедников во время войны готовы дать доктринально корректный ответ на вопрос: "Где был Бог, когда погибали мои дети?" Даже если люди готовы слушать, что мы будем им проповедовать? Благого Бога? Почему он это допустил? Готовы ли мы дать ответы на вопрос: «Кем для нас россияне?», «А почему ты не воюешь?» Готовы ли мы общаться с военными, пережившими фронт, в плену?
Посодействовала ли война благовластью? Украина была одной из первых стран мира по уровню свободы совести и свободы вероисповедания, с широкими возможностями для проповеди Евангелия — в одном ряду с Южной Кореей. Но это было до войны.
— Сегодня, чтобы стать миссионером, нужно больше отваги, чем до войны. Как вы мотивируете церковь к служению?
— Если мы называем себя христианами, то должны осознавать свою роль в день испытаний. Почему Книга Руфь не называется Книгой Нооми? Нооми во времена затруднения покинула свой народ. Почему Книга Есфирь не называется Книгой Мордехая? Потому что Есфирь вступилась за свой народ. В церкви не получится спрятаться, если она не будет светом во тьме, то перестанет быть церковью по своей сути. Какую мы хотим иметь судьбу как в Нооме, или как в Эсфирь? Выбор для нас. Но успех и счастье будет только на том месте и в том труде, который поручил нам Господь.
Беседовал Дмитрий ДОВБУШ, voice.org.ua